В 1956 г., параллельно с уходом из Порккала-Удд, КФССР была лишена статуса союзной республики и вернулась в Россию, за что Никите Сергеичу низкий поклон. Вот на этой карте 1956 г. от бывшей союзной республики не осталось и следа.
Одним росчерком пера… да, одним росчерком пера Хрущев передал Крым Украине, вернул Карелию России и реабилитировал репрессированные народы, за что по праву получил площадь своего имени в Грозном. Такова жизнь.
Но самое интересное: став просто Карелией, новая автономия продолжала финнизироваться. Пусть в ритуальных целях, но и использовался финский язык – видимо, основной задачей было демонстрировать соседям максимальную дружелюбность Советского Союза. На финском создавалась карельская литература. Советские карельские писатели, пишущие на финском, предсказуемо генерировали такой контент:
Как-то Арви Пертту рассказывал мне об отце, как тот партизанил. Однажды вышел к поляне, увидел из-за кустов финна: тот сидел на пеньке и портянку перематывал — отличная мишень. И тут Пекка услышал, как финн, вражеский солдат, напевает колыбельную. И это была та же самая колыбельная, которую для Пекки пела в детстве мать.
Он повернулся и ушел в лес.
Вспомнили о карельском языке (вернее, карельских языках: помимо собственно карельского, это ливвиковский, людиковский и язык тверских карел, которые в 1930-е годы были самым многочисленным из карельских этносов) в конце 1980-х. Было решено развивать его на основе латинской графики как «более соответствующей его фонетическому строю». Аргумент этот крайне смехотворен. Фонетическому строю карельского одинаково хорошо (или плохо) соответствует и кириллица, и латиница. Вопрос выбора письменности – это вопрос традиции, культурной и, в конечном итоге, политической ориентации. Фактически, это был выбор ориентации на Финляндию (то же самое касается тверских карел, хотя, казалось бы, им-то куда).
Одним росчерком пера… да, одним росчерком пера Хрущев передал Крым Украине, вернул Карелию России и реабилитировал репрессированные народы, за что по праву получил площадь своего имени в Грозном. Такова жизнь.
Но самое интересное: став просто Карелией, новая автономия продолжала финнизироваться. Пусть в ритуальных целях, но и использовался финский язык – видимо, основной задачей было демонстрировать соседям максимальную дружелюбность Советского Союза. На финском создавалась карельская литература. Советские карельские писатели, пишущие на финском, предсказуемо генерировали такой контент:
Как-то Арви Пертту рассказывал мне об отце, как тот партизанил. Однажды вышел к поляне, увидел из-за кустов финна: тот сидел на пеньке и портянку перематывал — отличная мишень. И тут Пекка услышал, как финн, вражеский солдат, напевает колыбельную. И это была та же самая колыбельная, которую для Пекки пела в детстве мать.
Он повернулся и ушел в лес.
Вспомнили о карельском языке (вернее, карельских языках: помимо собственно карельского, это ливвиковский, людиковский и язык тверских карел, которые в 1930-е годы были самым многочисленным из карельских этносов) в конце 1980-х. Было решено развивать его на основе латинской графики как «более соответствующей его фонетическому строю». Аргумент этот крайне смехотворен. Фонетическому строю карельского одинаково хорошо (или плохо) соответствует и кириллица, и латиница. Вопрос выбора письменности – это вопрос традиции, культурной и, в конечном итоге, политической ориентации. Фактически, это был выбор ориентации на Финляндию (то же самое касается тверских карел, хотя, казалось бы, им-то куда).