В двух словах про его, кавалера ордена Почетного легиона, кавалера ордена Искусств и литературы, лауреата Большой национальной премии по фотографии, вклад в искусство не расскажешь. В великолепной венгерской пятерке его роль — самая неоднозначная. Если Мохой-Надь — это авангард, Кертес — композиция, Мункачи — движение, Капа — война, то Брассай — это не пойми что. Сюрреализм. Или просто поэзия. Фотографией он занялся всерьез, когда ему было под тридцать. Не прошло и четырех лет, как он выпустил едва ли не самую знаменитую фотокнигу всех времен и народов, «Ночной Париж». Эта история мгновенной славы — прозвище «глаз Парижа», придуманное Генри Миллером, навечно закрепилось за Брассаем — будет бесконечно соблазнять начинающих фотографов.

Брассаю сегодня 125, а тут — старый текст Анны Толстовой к московской выставке.

Май 1940-го. Небольшой городок Гастингс на юго-восточном побережье Британии переживает тревожные времена: в небе угрожающе ревут немецкие самолеты и на крышу местного паба сыплются первые бомбы. А параллельно преступники совершают преступления, расследовать которые уполномочен старший суперинтендант инспектор Фойл — мужчина немолодой, наблюдательный и совестливый. На фронт его не берут — «обычный» криминал никто не отменял, и на гражданке кому-то надо расследовать грабежи и убийства. Война даже добавляет Фойлу работы. После бомбежек в разрушенных домах расцветает мародерство (в военное время за него вешают), среди британской знати полно предателей и фашистских симпатизантов — они с нетерпением ждут немецкого вторжения и ввиду надвигающегося хаоса не чураются любых преступлений. И в целом люди звереют и ополчаются не только на врага, но и друг на друга.

На сервисе «Амедиатека» появился старый британский сериал «Война Фойла» (2002–2015) об участии Англии во Второй мировой, который сегодня выглядит как новый.

50 лет назад, 11 сентября 1974 года, Роберт Де Ниро получил лицензию шофера такси и вплоть до лета 1975-го, одного из самых жарких в истории Нью-Йорка, они со Скорсезе катались ночами по улицам Готэма, пытаясь вместе сойти с ума. По свидетельству Скорсезе, однажды к ним в машину подсел парень, бывший актер, узнавший имя Де Ниро на водительской карточке. «Матерь Божья, в прошлом году ты взял „Оскар", а теперь снова водишь такси!» — сказал он коллеге.

Подробнее о том, как Роберт Де Ниро и Мартин Скорсезе исследовали насилие, вину и бессилие,— в тексте Зинаиды Пронченко.

Новый номер — только online

— Два алтаря для одной жертвы: как героиня греческого мифа Ифигения из символа подвига стала символом отчаяния / Ольга Федянина

— 30 лет российского искусства в лицах: Таня Рауш / Анна Толстова

— «Холли»: социальная мистика из Бельгии / Павел Пугачев

— «Чума»: новая глава в истории якутского кино / Василий Корецкий

— «Субстанция»: хулиганский боди-хоррор с Каннского фестиваля / Зинаида Пронченко

— «Ненасытные люди»: черная комедия, подражающая братьям Коэн / Марат Шабаев

— Мухи у них: краткая история «Повелителя мух» в 20 пунктах / Ульяна Волохова

— «Как мы жили в СССР»: терапия в форме ностальгии / Игорь Гулин

— «Каос»: woke-повестка по-древнегречески / Татьяна Алешичева

— Краснодорожечный тупик: почему главные выходы звезд выглядят так старомодно / Елена Стафьева

Летом 2024 года два больших европейских фестиваля показали две версии античного мифа об Ифигении — в опере и в драме. На фестивале в Экс-ан-Провансе Дмитрий Черняков представил премьеру двух опер Глюка, впервые сыгранных в один вечер: «Ифигения в Авлиде/Ифигения в Тавриде». На фестивале в греческом Эпидавре драматическую премьеру «Ифигении в Авлиде» по Еврипиду показал Тимофей Кулябин. Успех обеих постановок — не только свидетельство таланта постановщиков и исполнителей, но и симптом отчаянного времени. Потому что настоящее сценическое событие живет не только талантом своих создателей, но еще и тем, как быстро и естественно зрительный зал на него откликается, различает детали и повороты интерпретации, его понимает. Миф об Ифигении входит в число тех сюжетов, которые нам лучше бы не понимать, и то, что мы его понимаем мгновенно, безошибочно — как раз симптом и есть.

Ольга Федянина рассказывает, какой увидели Ифигению Черняков и Кулябин и как из символа подвига она стала символом отчаяния.

31 марта 1913 года в зале венского «Музикферайна» творился сущий пандемониум. Публика с самого начала была, похоже, не очень расположена — что ж, бывает. Но потом случился образцовый этюд на тему девиантного массового поведения. Знаете, как это бывает, напряжение сгущается, сгущается, люди невольно и неосознанно заражают друг друга собственным возмущением, а потом вдруг происходит какой-то резкий и фатальный скачок, будто рубильником щелкнули. Только что это было пусть недовольное, но чрезвычайно приличное общество, цвет венской интеллигенции, адвокаты, профессора, врачи и так далее — и вот на их месте озверелая толпа, которая орет, крушит стулья, пытается влезть на сцену, чтобы поколотить музыкантов, визгливо требует прекратить безобразие. Люди, для начала пытавшиеся выяснить, что прозвучит громче, «браво» или «долой», в считаные секунды перешли от этого к кулачному бою.

К 150-летию Арнольда Шенберга (это сегодня) Сергей Ходнев рассказывает про знаменитый «скандальный концерт».

«Центральная идея Гроссмана, что высшая ценность в мире — это вспышки человечности, которые случаются вопреки нечеловеческой силе, уничтожающей в людях человеческое. Эта идея — совершенно античная по духу, современная культурная публика считает ее наивной. Ненаивной, глубокой, беспощадно трезвой нам кажется другая идея — если уж ты угодил в систему зла, то есть практически в любую систему, то нечего дергаться: никакую человечность тут не сохранишь. Или ты вне любых систем, или станешь монстром, никуда не денешься. В реальности такой взгляд на вещи означает, что человек беспрекословно служит системе — государственной, частной, большой, малой, какой угодно — и одновременно ощущает себя ни в чем не увязшей, парящей надо всеми птичкой. Сознанию, опьяненному и угаром пассивного слияния с системой, и своим мнимым надмирным одиночеством, и в реальности не видны единственно интересные люди — стоящий на своем вопреки среде судья или врач. Этому сознанию, конечно, должен казаться наивным и банальным трезвый, ясный, не магический и не пьянящий ни в одном элементе роман Гроссмана, где человек всегда часть системы — армии, лагеря, института, редакции и т. д., но без его согласия человеческое в нем неуничтожимо»

60 лет назад умер Василий Гроссман. О том, как его главный роман «Жизнь и судьба» учит нас оставаться людьми, — в тексте Григорий Дашевского.

На Netflix вышел сериал «Каос» — черная комедия по мотивам греческой мифологии, в которой Джефф Голдблюм в роли Зевса изображает деградацию оторвавшейся от реальности правящей элиты. Британская сценаристка Чарли Ковелл («Конец гребаного мира») пересказывает греческие мифы с заметным уклоном в woke-повестку, и само занятное тут — разглядывать придуманное ею мироустройство по-древнегречески: как мойры и фурии вершат судьбы (как ведущие ток-шоу и полицейский патруль!), как труженики подземного царства вроде Харона или Медузы нарушают служебные полномочия. Загробный мир показан тут насквозь бюрократической корпорацией, чем-то похожей на маркетплейс с кучей работников в униформе, которые все время что-то отгружают,— только управляемый законами рока, где проводники вроде того же Кенея помогают умершим душам «переплыть через рамку» и возродиться. Но боги во главе с пижоном Зевсом врут — люди не возрождаются, все это фикция, и против замшелой власти богов бунтуют полубоги, люди и другие мифические существа.

100 лет назад, 16 сентября 1924 года, родился Рауль Кутар. Если у «новой волны» и есть отец — то это он. Годар и Трюффо могли сколько угодно фантазировать о новом, привольном, как модернистская поэма, кино. Кутар, возившийся, переделывая «под себя» камеру, как крестьянин трактор, облек фантазии в плоть, увидел игру теней на лице Жанны Моро и алую кровь на стенах домов. Услышал рваный ритм «последнего дыхания», на котором живут и умирают герои, и заставил мир поверить, что коридоры новехонького парижского аэропорта — лабиринты галактического фашистского города Альфавиль. Кутар совершил революцию в мировом кино. Он открыл секрет съемок при естественном освещении, с плеча — и научил этому весь мир. Он освоил работу с цветом так, что искушенный Луи Арагон воскликнул после премьеры «Безумного Пьеро» (1965): «Современное искусство — это и есть Годар». Старик не назвал Кутара — так ведь пролетариям-операторам к анонимности не привыкать.

Это для нас 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Для них, живших в то время в СССР, началась мелкая и совершенно закономерная заварушка в Европе: панская Польша наконец получила по зубам от нацистской Германии, буржуазные Франция и Великобритания теперь должны были помогать ей войсками, направленными через нейтральную Румынию. Кто победит в этой войне, было решительно неизвестно, в любом случае Гитлера, с которым мудрый Сталин договорился о ненападении и экономических связях, ждала большая трепка. СССР, на который уже напали японцы, счастливо избежал европейской войны. И все знали, как это будет выглядеть на годы вперед — благо образцы были у всех перед глазами, и это были испанская и китайская гражданские войны, пусть кровавые и страшные, но происходившие где-то не тут. Будут зверства — о них будут писать газеты. Будут герои — мы увидим их на трибунах в Кремле. Будут сражения — очень далеко.
15 сентября 1939 года японское правительство подписало перемирие с русскими. 16 сентября окруженные японские войска на Халхин-Голе перестали стрелять. 17 сентября 1939 года советские войска пересекли восточную границу Польши и начали войну с уже обескровленной польской армией и корпусами погранстражи.
Ни о секретных протоколах к пакту Молотова—Риббентропа, ни о предстоящей зимней войне с Финляндией, ни о будущем Греции и Югославии, ни о Катыни, ни о десятках миллионов уже приговоренных к смерти солдат будущей действительно большой войны во всем мире от Пиренеев до Соломоновых островов, ни о холокосте никто тогда не знал. Но я уверен: все, кого это коснется — от львовских украинцев до гданьских немцев, от белорусских евреев до словацких цыган, от русских в Праге до англичан во Флоренции,— 17 сентября 1939 года не то чтобы знали, но точно чувствовали, что с этого момента все, что шло не так, пойдет совсем не так. А как — даже и думать невозможно.

К 85-летию так называемого воссоединения Западной Украины и Западной Белоруссии с СССР — текст Дмитрия Бутрина о том, как захват Польши стал началом Второй мировой.

70 лет назад, 18 сентября 1954 года, в издательстве Faber & Faber вышел дебютный роман 43-летнего школьного учителя Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Книга о группе мальчиков, в результате авиакатастрофы оказавшихся на необитаемом островом и создавших там гипертрофированное общество жестокости, стала культовой, что впоследствии сильно расстраивало автора.

Рассказываем, с чего начался «Повелитель мух», за что Голдинг ненавидел жанр благочестивой робинзонады, какую роль в истории романа сыграла война, как роман не разглядели издательства, но раскрутили студенты, как голландский ученый опроверг его главную идею и какую роль он сыграл в последующей культуре.

В российский прокат выходит новый фильм Дмитрия Давыдова, одного из самых интересных режиссеров Республики Саха (его «Пугало» получило гран-при «Кинотавтра» в 2020 году, после чего о якутском феномене заговорили абсолютно все). «Чума» радикально меняет наше представление о поэтике и технике якутского кино. Окончательно вытравив цвет, Давыдов словно навел порядок в вечно хаотичной фактуре якутской деревни. При этом визуальное решение «Чумы» далеко от игры света и тени — так же, как ее сюжет о долготерпении добра с кулаками и вопросах маскулинности далек от того, чтобы навешивать ярлыки и выносить вердикты. Мир условной, населенной исключительно мужчинами, «корневой» провинции распадается на сто градаций серого — и только божественное вмешательство способно расцветить эту суровую безрадостную жизнь переливами авроры бореалис.

В российский прокат выходит «Субстанция», отмеченный в Канне наградой за лучший сценарий хулиганский боди-хоррор о невозможности быть взрослым и уставшим, когда все вокруг якобы юные и здоровые. Ренессанс жанра боди-хоррор, главным пророком которого считается Дэвид Кроненберг, совпал с движением MeToo, и потому на эксперименты в кадре со своим телом — идеальную метафору участи — все чаще соглашались давно ждавшие освобождения женские персонажи. Как должен выглядеть окончательный триумф феминизма? Не исключено, что под это понятие лучше прочих достижений подходит полная независимость от бренной оболочки, а значит, от злосчастных половых признаков, невольными узниками коих женщины выступали столько тысячелетий. Другой важной составляющей успеха жанра стала пандемия COVID-19, в очередной раз намекнувшая человечеству, что пути его воистину неисповедимы, а именно — любые достижения прогресса могут рухнуть от одного единственного чиха.

Новый номер — только online

— «Надо уважать чужое мнение за то, что оно чужое»: как Юрий Лотман пересилил время / Григорий Ревзин

— «Свобода печати есть искусство называть вещи собственными именами»: Алексей Суворин о русской литературе и о тех, кто ею управляет

— «Мой Марчелло»: знакомые и родственники в оммаже великому Мастроянни / Алексей Васильев

— «Джанго»: один из самых жестоких вестернов в истории / Станислав Ф. Ростоцкий

— «Жизнь»: немецкая семейная драма, подражающая американскому роману / Павел Пугачев

— «Симон с горы»: тайная жизнь людей с особенностями / Алексей Артамонов

— «Идеальная пара»: еще один сериал об убийстве с классовым подтекстом / Татьяна Алешичева