МОЗАИКА
Русское поле - туринская плащаница,
А посредине - косые дожди стеной.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.*
Я хочу быть понят своей страной.*
Фонарики из айфоном сойдут за свечи нам…
Кто же так долго
прощается с рабством свободы?
Дорогая я вышел из дома сегодня вечером,*
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.*
Если закон любви не внесён в устав,
Все остальные правила так ничтожны!
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав,*
Чтоб невозможное было
возможно.*
Помни, перед грозою бывает душно,
Стой на своём!
Нет земли за твоей рекой!
Хвалу и клевету приемли равнодушно,*
Как будто в бурях есть покой.*
*Есенин, Маяковский, Бродский, Высоцкий, Мандельштам, Блок,
Пушкин, Лермонтов.
Русское поле - туринская плащаница,
А посредине - косые дожди стеной.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.*
Я хочу быть понят своей страной.*
Фонарики из айфоном сойдут за свечи нам…
Кто же так долго
прощается с рабством свободы?
Дорогая я вышел из дома сегодня вечером,*
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.*
Если закон любви не внесён в устав,
Все остальные правила так ничтожны!
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав,*
Чтоб невозможное было
возможно.*
Помни, перед грозою бывает душно,
Стой на своём!
Нет земли за твоей рекой!
Хвалу и клевету приемли равнодушно,*
Как будто в бурях есть покой.*
*Есенин, Маяковский, Бродский, Высоцкий, Мандельштам, Блок,
Пушкин, Лермонтов.
Я стихи твои детям прочту,
Долгожданный пророк!
Только русскую мне
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.
Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали
русский язык!
Ты пришей,
чтоб глагол обжигал.
Опиши мне по черному
белым своим,
кто мой враг,
кто мой истинный друг!
Я по буквам седым,
по твоим запятым
убегу от обманов и вьюг.
Опиши,
опиши этот тёмный предел
Среди ливней и гроз.
Чтоб не гипсовый
Пушкин с купюры глядел,
А кричал его словом
Христос!
Чтобы детских
и брошенных нас
Уберечь от ножей.
Чтоб Россия,
весь век
не смыкавшая глаз,
Дождалась
невечерних огней.
Долгожданный пророк!
Только русскую мне
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.
Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали
русский язык!
Ты пришей,
чтоб глагол обжигал.
Опиши мне по черному
белым своим,
кто мой враг,
кто мой истинный друг!
Я по буквам седым,
по твоим запятым
убегу от обманов и вьюг.
Опиши,
опиши этот тёмный предел
Среди ливней и гроз.
Чтоб не гипсовый
Пушкин с купюры глядел,
А кричал его словом
Христос!
Чтобы детских
и брошенных нас
Уберечь от ножей.
Чтоб Россия,
весь век
не смыкавшая глаз,
Дождалась
невечерних огней.
25 ИЮЛЯ
Июль - январь наоборот.
Смерть отменяется, однако?
И в том поможет перевод
Бориса Пастернака...
Клинок, верёвка, пистолет...
Пусть смерть уйдёт на повороте.
От-сочини слова, поэт!
Шекспир не против.
Он в лифте едет на восьмой
С врачом из скорой
И повторяет: «Боже мой!
Мы сдвинем горы!
У нас такое впереди!
Мы вколем Pfizer!
С кушетки встань и вон иди,
Мой Гамлет-Лазарь!”
Июль - январь наоборот.
Петух заплачет.
Поэт спелёнутый встаёт,
А как иначе?
Уж сорок лет прошли, как сон,
Но равных не было талантов.
Быть иль не быть - вопрос решён.
Без вариантов.
Июль - январь наоборот.
Смерть отменяется, однако?
И в том поможет перевод
Бориса Пастернака...
Клинок, верёвка, пистолет...
Пусть смерть уйдёт на повороте.
От-сочини слова, поэт!
Шекспир не против.
Он в лифте едет на восьмой
С врачом из скорой
И повторяет: «Боже мой!
Мы сдвинем горы!
У нас такое впереди!
Мы вколем Pfizer!
С кушетки встань и вон иди,
Мой Гамлет-Лазарь!”
Июль - январь наоборот.
Петух заплачет.
Поэт спелёнутый встаёт,
А как иначе?
Уж сорок лет прошли, как сон,
Но равных не было талантов.
Быть иль не быть - вопрос решён.
Без вариантов.
Дождь созревает в яблоках глазных,
И капает душа потом из них,
И доверяет наволочке тайну.
Убийца любит пушкинскую Таню...
На свете нет любимых запасных!
Такая жизнь.
Такими видит Бог
Тебя, меня и наших бед клубок.
Утята наших рук не денег просят,
А золота, которым завтра осень
Подует в бок.
Твой старый дом -
белесый пароход
Ты куришь век.
Любовь идёт в расход.
Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.
Вниз головою ходят домочадцы,
И на груди у всех решёткой йод.
Мы каждый день становимся не те,
Храня в пакетах
волосы детей
И голубые ангельские перья...
А мама просит нить продеть в иглу.
И смерть стоит наказанной в углу,
И к ней часы приходят в подмастерья.
Не стой, лети! У электрички свист,
Как будто в "Чайке" ранен вдруг артист.
А солнце льёт подсолнечное масло.
Мы целовались в детстве не напрасно.
Наш почерк чист.
И капает душа потом из них,
И доверяет наволочке тайну.
Убийца любит пушкинскую Таню...
На свете нет любимых запасных!
Такая жизнь.
Такими видит Бог
Тебя, меня и наших бед клубок.
Утята наших рук не денег просят,
А золота, которым завтра осень
Подует в бок.
Твой старый дом -
белесый пароход
Ты куришь век.
Любовь идёт в расход.
Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.
Вниз головою ходят домочадцы,
И на груди у всех решёткой йод.
Мы каждый день становимся не те,
Храня в пакетах
волосы детей
И голубые ангельские перья...
А мама просит нить продеть в иглу.
И смерть стоит наказанной в углу,
И к ней часы приходят в подмастерья.
Не стой, лети! У электрички свист,
Как будто в "Чайке" ранен вдруг артист.
А солнце льёт подсолнечное масло.
Мы целовались в детстве не напрасно.
Наш почерк чист.
Прогресс исполнен.
Вот вам чек.
Душа в ночи растает.
В кафе «Бродячий человек»
Собака в рифму лает.
Блажен, кто в прошлом
смог успеть
Прочесть стихи в тетради.
Вот шостакович-нейросеть
В блокадном Гений-граде.
Вот нейро-бродско-
пастер-штам.
Вот людвиг ван беткоин.
Цветёт пластмассовый каштан.
Он глаз слепых достоин.
Вот электронный цой поёт
Про пачку вейпов модных.
Он не промажет мимо нот
В движениях холодных.
Звенит искусственная медь.
Отдали небо в стирку.
И с нейросетью нейросеть
Идут венчаться в кирху.
Бездушным гениям плевать,
На то, что дальше будет.
Они идут своё забрать,
И устаревшие, как «ять»
Стоят в сторонке люди.
Они кричат: «Какая жесть!»
Хотя понять бы надо,
Что это страшный суд и есть
Без рая и без ада.
28.7.24
Вот вам чек.
Душа в ночи растает.
В кафе «Бродячий человек»
Собака в рифму лает.
Блажен, кто в прошлом
смог успеть
Прочесть стихи в тетради.
Вот шостакович-нейросеть
В блокадном Гений-граде.
Вот нейро-бродско-
пастер-штам.
Вот людвиг ван беткоин.
Цветёт пластмассовый каштан.
Он глаз слепых достоин.
Вот электронный цой поёт
Про пачку вейпов модных.
Он не промажет мимо нот
В движениях холодных.
Звенит искусственная медь.
Отдали небо в стирку.
И с нейросетью нейросеть
Идут венчаться в кирху.
Бездушным гениям плевать,
На то, что дальше будет.
Они идут своё забрать,
И устаревшие, как «ять»
Стоят в сторонке люди.
Они кричат: «Какая жесть!»
Хотя понять бы надо,
Что это страшный суд и есть
Без рая и без ада.
28.7.24
Среди скошенных трав,
среди бешеных пуль,
Лапать желтое солнце
привык
Долгожитель июль,
Тридцати
однодневный
старик.
Этой жизни земной
ты понравился,
жаркий, зело!
И в ответ
пригласил ее тут же, смущенный, большой,
Заниматься любовью в подсолнухах,
осам назло,
Будто «Тихого дона»
герой
с перебитой
ногой и душой.
Родниковая кровь
и куриного солнца помёт,
Это гром
или русские боги
со злом не в ладах?
Ведь никто не поймёт,
никогда и никто не поймёт,
Что обычно
творится с Россией
в двадцатых годах.
Я бы Родине
раненый бок,
как собака лизал.
Медсестра,
не целуйся с побритым,
а спирт приготовь.
…Ведь хотел про июль,
как закрыл ему
август глаза,
А чернила
опять протекли
про судьбу и любовь.
Мы пойдём к алтарю,
мы оденемся в клейкий самшит,
Будут птицы
над нами нести
златоогненный тюль.
В шрамах Дон,
он зашит, перешит и признаться спешит,
Что женат
на России,
как будто
на солнце июль.
среди бешеных пуль,
Лапать желтое солнце
привык
Долгожитель июль,
Тридцати
однодневный
старик.
Этой жизни земной
ты понравился,
жаркий, зело!
И в ответ
пригласил ее тут же, смущенный, большой,
Заниматься любовью в подсолнухах,
осам назло,
Будто «Тихого дона»
герой
с перебитой
ногой и душой.
Родниковая кровь
и куриного солнца помёт,
Это гром
или русские боги
со злом не в ладах?
Ведь никто не поймёт,
никогда и никто не поймёт,
Что обычно
творится с Россией
в двадцатых годах.
Я бы Родине
раненый бок,
как собака лизал.
Медсестра,
не целуйся с побритым,
а спирт приготовь.
…Ведь хотел про июль,
как закрыл ему
август глаза,
А чернила
опять протекли
про судьбу и любовь.
Мы пойдём к алтарю,
мы оденемся в клейкий самшит,
Будут птицы
над нами нести
златоогненный тюль.
В шрамах Дон,
он зашит, перешит и признаться спешит,
Что женат
на России,
как будто
на солнце июль.
Солнце острило косы,
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.
Заревом звёзд огромных
Освещена трава.
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.
И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.
Пьянствует ночью вишня,
Клёна дрожит рука.
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.
Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко —
Дрался всю ночь с костром ?
Космос ведь не пустыня ?
Вдруг он звездой согрет ?
И абажур — святыня,
Как завещал поэт...
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.
Заревом звёзд огромных
Освещена трава.
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.
И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.
Пьянствует ночью вишня,
Клёна дрожит рука.
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.
Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко —
Дрался всю ночь с костром ?
Космос ведь не пустыня ?
Вдруг он звездой согрет ?
И абажур — святыня,
Как завещал поэт...
Скрипка, и немножко больно
Два счастливых билета
В далеко-далеко,
Где в цилиндре поэта
Для кота молоко.
Где в раскрытых скрижалях
Нашей жизни весы,
И где Моцарта жалят
Три медовых осы.
Он взлетает от боли,
Он ныряет в закат;
И смычок канифолит,
Как простой музыкант.
И, не чувствуя пульса,
Он стучит каблучком,
Чтобы Пушкин коснулся
Вдруг бумаги смычком.
"Государыня, рыбка..."-
Пишет кровью поэт
Сделай так, чтобы скрипка
Надрывалась сто лет,
Чтоб Наташу в июле
Удивил небосвод!
Сделай так, чтобы пуля
Не попала в живот!
Я хочу этим летом, -
Пишет Пушкин в конце,-
Два счастливых билета
На скрипичный концерт."
Два счастливых билета
В далеко-далеко,
Где в цилиндре поэта
Для кота молоко.
Где в раскрытых скрижалях
Нашей жизни весы,
И где Моцарта жалят
Три медовых осы.
Он взлетает от боли,
Он ныряет в закат;
И смычок канифолит,
Как простой музыкант.
И, не чувствуя пульса,
Он стучит каблучком,
Чтобы Пушкин коснулся
Вдруг бумаги смычком.
"Государыня, рыбка..."-
Пишет кровью поэт
Сделай так, чтобы скрипка
Надрывалась сто лет,
Чтоб Наташу в июле
Удивил небосвод!
Сделай так, чтобы пуля
Не попала в живот!
Я хочу этим летом, -
Пишет Пушкин в конце,-
Два счастливых билета
На скрипичный концерт."
ГЕРОЯМ СЛОВА
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Будь человеком,
Спаси-сохрани
Христа!
Не об этом ли,
новгородская
береста?
Не про это ли
в букваре мама
мыла раму?
Жизнь человека -
не пауза на
рекламу.
В августе яблоки преображаются
для стыда,
А к земле по ночам приближаются
звёзд стада.
Выплеснутого
младенца
прячет Сибирь
в полотенце,
Он не вернётся
на родину никогда.
«Будь человеком!
Спаси меня!» -
Молит Бог.
Ветер восточный
колет планету в бок.
И ударяют стальные качели,
Тех, кто глумился над тайной вечерей.
До свидания, МОК.
Беспилотник завис над Господом в Третьяковке.
И у Днепра славяне
скрестили винтовки.
2.8.24
Картина: Владимир Барков
Спаси-сохрани
Христа!
Не об этом ли,
новгородская
береста?
Не про это ли
в букваре мама
мыла раму?
Жизнь человека -
не пауза на
рекламу.
В августе яблоки преображаются
для стыда,
А к земле по ночам приближаются
звёзд стада.
Выплеснутого
младенца
прячет Сибирь
в полотенце,
Он не вернётся
на родину никогда.
«Будь человеком!
Спаси меня!» -
Молит Бог.
Ветер восточный
колет планету в бок.
И ударяют стальные качели,
Тех, кто глумился над тайной вечерей.
До свидания, МОК.
Беспилотник завис над Господом в Третьяковке.
И у Днепра славяне
скрестили винтовки.
2.8.24
Картина: Владимир Барков
🚩С онемевшею азбукой
Несогласные буквы,
Мы у неба за пазухой
Семенами набухли.
В желтом платье из донника,
Обливаясь вином,
Високосным садовником
Жизнь стоит под окном.
Фотографии в сепии.
В рыжем озере ялик.
И теперь мы нелепее
Опадающих яблок.
Все губами, как маками
Прислонялись к живым.
Нас карнизы оплакали
Молоком дождевым.
Ещё зелень дубрав густа,
И обнявшись в ночи,
Мы на празднике августа
Листопадом горчим.
Лодок вёсельных выдача
Прекратилась навек.
И БорисЛеонидыча
Развернулся ковчег.
Только двинулся к трапу я,
Как послышался звук:
Сосны днище царапали
Вечной зеленью рук.
Дом понёсся над кронами,
Мне желая добра,
Будто скрипку огромную
Бог в лесу подобрал...
А над утренним Велижем
Пряный запах костра.
Разогнали стрижей уже
Голубые ветра.
В нас поэзия врезалась,
Как в стекло белый зверь.
Отрицательным резусом
Кровоточит теперь.
И за дачными склепами,
Будто стайка опят
Все стоим мы нелепые,
Своё время лепя.
Высекаем пророчества,
Раздаем бересту,
Присягнув одиночеству
На Успенском посту.
И под песню володину
(Разгадай нас, поди!)
В удивлённую Родину
Мы, как в воду глядим.
Нам бы петь колыбельные
И любить напоказ,
Фонари корабельные
Голосуют за нас!
И луна здесь растущая,
И озера под ней...
Но есть что-то зовущее
Все сильней,
все сильней.
Несогласные буквы,
Мы у неба за пазухой
Семенами набухли.
В желтом платье из донника,
Обливаясь вином,
Високосным садовником
Жизнь стоит под окном.
Фотографии в сепии.
В рыжем озере ялик.
И теперь мы нелепее
Опадающих яблок.
Все губами, как маками
Прислонялись к живым.
Нас карнизы оплакали
Молоком дождевым.
Ещё зелень дубрав густа,
И обнявшись в ночи,
Мы на празднике августа
Листопадом горчим.
Лодок вёсельных выдача
Прекратилась навек.
И БорисЛеонидыча
Развернулся ковчег.
Только двинулся к трапу я,
Как послышался звук:
Сосны днище царапали
Вечной зеленью рук.
Дом понёсся над кронами,
Мне желая добра,
Будто скрипку огромную
Бог в лесу подобрал...
А над утренним Велижем
Пряный запах костра.
Разогнали стрижей уже
Голубые ветра.
В нас поэзия врезалась,
Как в стекло белый зверь.
Отрицательным резусом
Кровоточит теперь.
И за дачными склепами,
Будто стайка опят
Все стоим мы нелепые,
Своё время лепя.
Высекаем пророчества,
Раздаем бересту,
Присягнув одиночеству
На Успенском посту.
И под песню володину
(Разгадай нас, поди!)
В удивлённую Родину
Мы, как в воду глядим.
Нам бы петь колыбельные
И любить напоказ,
Фонари корабельные
Голосуют за нас!
И луна здесь растущая,
И озера под ней...
Но есть что-то зовущее
Все сильней,
все сильней.
ПОДАРКИ ДЛЯ ВРАГОВ
В магазине «Подарки для наших врагов»
Не найти мышеловок и скорбных венков,
Там лежат на прилавках товары «ахти»,
Что помогут врагам на нелегком пути!
Вот к примеру, отличный ковёр-самолет,
Чтобы враг прилетел и курил у ворот.
Враг ведь должен быть близко -
стоять под окном,
Чтоб, как друга его не сравняли с говном.
Вот продвинутый гаджет! Вошел в «Телеграм»
И заклятому другу даешь по рогам!
Он в ответ тебе «бац»! Началась кутерьма!
И, гладишь, налетела подписчиков тьма!
Вот из цельного дуба большая кровать,
Потому что врага мы должны уважать.
Это друг может спать на холодном полу,
А врага мы давно приучили к теплу.
Помнишь притчу?
Шестнадцать друзей золотых
Жили в мире пока не поссорили их.
Враг остался
надёжным носителем зла,
А поклявшихся в дружбе вода разлила.
Они жили когда-то под флагом одним,
Из шестнадцати
мест летом ездили
в Крым,
Там на склонах цедили портвейн не спеша,
И была у них… как ее…
эта… душа!
Теперь каждый из них присягает врагу,
Чтобы бывших друзей надкусить как рагу,
Посильнее бумажные деньги врага,
Чем в полях для любви золотые стога.
ПДВ - это очень успешная сеть,
О врагах в караоке положено петь,
Это друг предаёт и завидует друг
(Без врага бы давно приключился каюк).
Не заметят друзья, не похвалят стихи,
И отпустят любые
у друга грехи,
Передразнят с готовностью тех обезьян.
Ты, короче, как будто не нужен друзьям.
У врагов же
задачи гораздо трудней,
Чем у власти стоящих,
которым видней;
И мечты посерьезней у наших врагов,
Чем желанье быть
умными у дураков.
Ведь враги аккуратнее близких друзей
И готовы открыть ради нас хоть музей!
То, что мы понимаем под словом судьба –
Это их лишь заслуга, надежда, мольба.
Это им мы обязаны
доброй молвой,
Ради них мы рискуем шальной головой
И не вняв обещаниям лживых богов,
Мы живем не для славы,
живем для врагов!
Для врагов, у которых отыщем приют,
Где нас примут тепло и с любовью убьют;
Потому, что друзья равнодушней врагов,
А враги с нами рядом
живут без долгов
И не требуют времени, денег, тепла
И готовы принять нашу порцию зла.
Потому, что они нам враги навсегда
И друзьями не станут уже никогда.
Ради них мы сто раз приседаем с утра,
Репетируем громкие крики «Ура!»,
Без врагов мы бы жирными стали давно,
А друзьям нас
любыми любить суждено!
Правда есть исключенье:
Бывают враги
(Ибо все в этой жизни сплошные круги)
Ближе лучших друзей, но так думать нельзя
Потому, что они нам –
враги, не друзья.
Это друг перетерпит, погладит, простит,
Враг не будет так делать и он отомстит.
Это с другом ты можешь то плакать, то ржать,
А с врагом надо форму крутую держать!
Хочешь тайну открою?
Ну, слушай, раз так:
Будет подлинным друг,
если сам себе враг,
Потому что,
с сами собою война
Не даёт нам коснуться
последнего дна.
Мне поведал мой друг (тот, что нынче таков),
Сколь полезна молитва за наших врагов.
И для нас и для них это вроде нужды
Без чего не бывает здоровой вражды.
Разведи же огонь,
разожги побыстрей,
Представляя врага, что стоит у дверей
И тихонько шепни наклонившись к углю:
«Дорогой ты мой враг,
я тебя не люблю.
Не люблю тебя так,
Как люблю
Всех вокруг.
Друг - есть будущий враг,
Враг - есть будущий друг.»
И спасибо, что есть для врагов магазин
На прилавках обилье изысканных вин,
Чтобы каждый мог выпить без обиняков
За здоровье врагов!
В магазине «Подарки для наших врагов»
Не найти мышеловок и скорбных венков,
Там лежат на прилавках товары «ахти»,
Что помогут врагам на нелегком пути!
Вот к примеру, отличный ковёр-самолет,
Чтобы враг прилетел и курил у ворот.
Враг ведь должен быть близко -
стоять под окном,
Чтоб, как друга его не сравняли с говном.
Вот продвинутый гаджет! Вошел в «Телеграм»
И заклятому другу даешь по рогам!
Он в ответ тебе «бац»! Началась кутерьма!
И, гладишь, налетела подписчиков тьма!
Вот из цельного дуба большая кровать,
Потому что врага мы должны уважать.
Это друг может спать на холодном полу,
А врага мы давно приучили к теплу.
Помнишь притчу?
Шестнадцать друзей золотых
Жили в мире пока не поссорили их.
Враг остался
надёжным носителем зла,
А поклявшихся в дружбе вода разлила.
Они жили когда-то под флагом одним,
Из шестнадцати
мест летом ездили
в Крым,
Там на склонах цедили портвейн не спеша,
И была у них… как ее…
эта… душа!
Теперь каждый из них присягает врагу,
Чтобы бывших друзей надкусить как рагу,
Посильнее бумажные деньги врага,
Чем в полях для любви золотые стога.
ПДВ - это очень успешная сеть,
О врагах в караоке положено петь,
Это друг предаёт и завидует друг
(Без врага бы давно приключился каюк).
Не заметят друзья, не похвалят стихи,
И отпустят любые
у друга грехи,
Передразнят с готовностью тех обезьян.
Ты, короче, как будто не нужен друзьям.
У врагов же
задачи гораздо трудней,
Чем у власти стоящих,
которым видней;
И мечты посерьезней у наших врагов,
Чем желанье быть
умными у дураков.
Ведь враги аккуратнее близких друзей
И готовы открыть ради нас хоть музей!
То, что мы понимаем под словом судьба –
Это их лишь заслуга, надежда, мольба.
Это им мы обязаны
доброй молвой,
Ради них мы рискуем шальной головой
И не вняв обещаниям лживых богов,
Мы живем не для славы,
живем для врагов!
Для врагов, у которых отыщем приют,
Где нас примут тепло и с любовью убьют;
Потому, что друзья равнодушней врагов,
А враги с нами рядом
живут без долгов
И не требуют времени, денег, тепла
И готовы принять нашу порцию зла.
Потому, что они нам враги навсегда
И друзьями не станут уже никогда.
Ради них мы сто раз приседаем с утра,
Репетируем громкие крики «Ура!»,
Без врагов мы бы жирными стали давно,
А друзьям нас
любыми любить суждено!
Правда есть исключенье:
Бывают враги
(Ибо все в этой жизни сплошные круги)
Ближе лучших друзей, но так думать нельзя
Потому, что они нам –
враги, не друзья.
Это друг перетерпит, погладит, простит,
Враг не будет так делать и он отомстит.
Это с другом ты можешь то плакать, то ржать,
А с врагом надо форму крутую держать!
Хочешь тайну открою?
Ну, слушай, раз так:
Будет подлинным друг,
если сам себе враг,
Потому что,
с сами собою война
Не даёт нам коснуться
последнего дна.
Мне поведал мой друг (тот, что нынче таков),
Сколь полезна молитва за наших врагов.
И для нас и для них это вроде нужды
Без чего не бывает здоровой вражды.
Разведи же огонь,
разожги побыстрей,
Представляя врага, что стоит у дверей
И тихонько шепни наклонившись к углю:
«Дорогой ты мой враг,
я тебя не люблю.
Не люблю тебя так,
Как люблю
Всех вокруг.
Друг - есть будущий враг,
Враг - есть будущий друг.»
И спасибо, что есть для врагов магазин
На прилавках обилье изысканных вин,
Чтобы каждый мог выпить без обиняков
За здоровье врагов!
Время идёт, и встаёт человек на край.
Там балансирует он, как на ветке зяблик.
Синие всполохи лижут калитку в рай,
А за оградой светятся лампы яблок.
Вечная церковь садится на новый холм,
Люди заходят в западные ворота,
У алтаря они шепчутся о плохом,
Пробуют силы для будущего полёта.
Люди похожи на мокрых больших утят.
Что говорить о постыдном, не знают толком…
Им отпускают грехи, и грехи летят,
Как беспилотники ржавые над посёлком.
Плавает дом — одинокий кирпичный кит,
Прыгают дети в жизнь с языка-порога.
Море кипит, как чайник, и жизнь кипит.
Пальцем коснёшься, и будет пузырь ожога.
Мы как индейцы вещие у костра,
Только в картузах русских сидим у танка.
Если Донецку больно, Москва-сестра,
Разве тебе сегодня к лицу гулянка?
Вот мы уже и уведали, что творим,
Сузить бы человека,
а он всё шире.
В зеркале слово «мир» предстаёт как «Рим»,
Неча пенять на зеркало в третьем мире.
Пусть человек состоит из весенних вод,
Он в небесах оставляет следы делами.
Век пузырей прошёл,
настает черёд
Синего пламени.
Вьётся и пляшет пламя.
Огненный конь, прожигающий удила,
Передвигает страны, как будто туши,
И очищает помыслы и дела,
И промывает до белого света души.
Там балансирует он, как на ветке зяблик.
Синие всполохи лижут калитку в рай,
А за оградой светятся лампы яблок.
Вечная церковь садится на новый холм,
Люди заходят в западные ворота,
У алтаря они шепчутся о плохом,
Пробуют силы для будущего полёта.
Люди похожи на мокрых больших утят.
Что говорить о постыдном, не знают толком…
Им отпускают грехи, и грехи летят,
Как беспилотники ржавые над посёлком.
Плавает дом — одинокий кирпичный кит,
Прыгают дети в жизнь с языка-порога.
Море кипит, как чайник, и жизнь кипит.
Пальцем коснёшься, и будет пузырь ожога.
Мы как индейцы вещие у костра,
Только в картузах русских сидим у танка.
Если Донецку больно, Москва-сестра,
Разве тебе сегодня к лицу гулянка?
Вот мы уже и уведали, что творим,
Сузить бы человека,
а он всё шире.
В зеркале слово «мир» предстаёт как «Рим»,
Неча пенять на зеркало в третьем мире.
Пусть человек состоит из весенних вод,
Он в небесах оставляет следы делами.
Век пузырей прошёл,
настает черёд
Синего пламени.
Вьётся и пляшет пламя.
Огненный конь, прожигающий удила,
Передвигает страны, как будто туши,
И очищает помыслы и дела,
И промывает до белого света души.
Forwarded from Дмитрий Конаныхин 🇷🇺
Сегодня Россия прощается с заповедником приятных докладов, красивых презентаций, красных ковровых дорожек на КП, остро отточенных карандашей, картин маслом и серьëзных лиц, изображающих Кутузова или Барклая.
У нас нет разницы между русскими городами, нам одинаково родные люди Мариуполя и Суджи, Курска и снесëнного войной «бабкосела».
Сегодня Россия всë чëтче видит цену правде и офицерской чести. Мы видим, как драпанули «новые среднеазиатские граждане-нахлебники», мы видим, как растворились в тумане тик-ток бородачи, мы видим подвиги пограничников, вызвавших огонь на себя, полицейских, вставших рядом со срочниками перед манëвренными отрядами ЧВК, мы видим беспримерный героизм русских лëтчиков, по 10-12 часов штурмующих позиции врага под пусками ПВО врага, мы видим, как закручивается пружина русского характера.
Сегодня хороший день, чтобы прийти к Богу. Сегодня правильный день позвонить родителям. Сегодня лучший день рассказать ребëнку, как сражались его прадеды. Сегодня отличный день делать детей. Сегодня каждый может оглянуться и спросить сам себя — что ты сделал для Суджи, для Волчанска, для Бердянска, что ты сделал для будущего, которое наступает каждую секунду и зависит от каждого из нас.
Если ты хочешь, чтобы это будущее было твоим.
Наше общее замечательное будущее.
Ты и есть Россия.
Другой у нас нет.
Крепитесь.
Креститесь.
Трудитесь.
Молитесь за бойцов.
Вы и есть победа.
Другой у нас нет.
У нас нет разницы между русскими городами, нам одинаково родные люди Мариуполя и Суджи, Курска и снесëнного войной «бабкосела».
Сегодня Россия всë чëтче видит цену правде и офицерской чести. Мы видим, как драпанули «новые среднеазиатские граждане-нахлебники», мы видим, как растворились в тумане тик-ток бородачи, мы видим подвиги пограничников, вызвавших огонь на себя, полицейских, вставших рядом со срочниками перед манëвренными отрядами ЧВК, мы видим беспримерный героизм русских лëтчиков, по 10-12 часов штурмующих позиции врага под пусками ПВО врага, мы видим, как закручивается пружина русского характера.
Сегодня хороший день, чтобы прийти к Богу. Сегодня правильный день позвонить родителям. Сегодня лучший день рассказать ребëнку, как сражались его прадеды. Сегодня отличный день делать детей. Сегодня каждый может оглянуться и спросить сам себя — что ты сделал для Суджи, для Волчанска, для Бердянска, что ты сделал для будущего, которое наступает каждую секунду и зависит от каждого из нас.
Если ты хочешь, чтобы это будущее было твоим.
Наше общее замечательное будущее.
Ты и есть Россия.
Другой у нас нет.
Крепитесь.
Креститесь.
Трудитесь.
Молитесь за бойцов.
Вы и есть победа.
Другой у нас нет.
Человека отдали в починку.
Разобрал на столе его Бог
И сказал, что сломалась начинка,
А в душе появился грибок.
Утончился и спекся мужчина,
Не поможет машинная мазь.
Вместо совести просто пружина,
И мембрана добра порвалась.!
В мастерской пахло фруктами рая.
Бог черкнул что-то быстро в тетрадь.
И добавил, очки протирая:
«Эту лавку пора закрывать».
Сверху ангелы спали, как дети.
Снизу бесы храпели назло.
С той поры уже много столетий
Пролетело, проплыло, прошло.
Если вам вдруг икается сыто,
И гордыня за жабры берет,
Вспоминайте, что лавка закрыта,
И мы все лишь проходим учёт.
Разобрал на столе его Бог
И сказал, что сломалась начинка,
А в душе появился грибок.
Утончился и спекся мужчина,
Не поможет машинная мазь.
Вместо совести просто пружина,
И мембрана добра порвалась.!
В мастерской пахло фруктами рая.
Бог черкнул что-то быстро в тетрадь.
И добавил, очки протирая:
«Эту лавку пора закрывать».
Сверху ангелы спали, как дети.
Снизу бесы храпели назло.
С той поры уже много столетий
Пролетело, проплыло, прошло.
Если вам вдруг икается сыто,
И гордыня за жабры берет,
Вспоминайте, что лавка закрыта,
И мы все лишь проходим учёт.
Или без шор,
но в стойле,
Или в шорах
Бежишь ты сейчас.
А дорог, не одна,
а сто или,
Может быть,
даже тысяча.
А ведь есть еще
небо глубже
Океана,
что где-то есть.
Орлик мой,
Ты не глуп,
Не глуп же!
Хватит
вечную травку
есть!
В этом стойле
проходят,
увы, года.
И душа уже сдулась,
как мячик.
Таким держать
тебя выгодно
Хитрым
хозяевам
скачек.
Мир так сложен
и светел,
Весел так и высок!
Но Орлик вдруг
мне ответил:
«Хочешь копытом
в висок?
Не выйдешь
за эти двери,
Напополам порву.
Я просто
скачу и верю,
Терплю и
жую траву.»
но в стойле,
Или в шорах
Бежишь ты сейчас.
А дорог, не одна,
а сто или,
Может быть,
даже тысяча.
А ведь есть еще
небо глубже
Океана,
что где-то есть.
Орлик мой,
Ты не глуп,
Не глуп же!
Хватит
вечную травку
есть!
В этом стойле
проходят,
увы, года.
И душа уже сдулась,
как мячик.
Таким держать
тебя выгодно
Хитрым
хозяевам
скачек.
Мир так сложен
и светел,
Весел так и высок!
Но Орлик вдруг
мне ответил:
«Хочешь копытом
в висок?
Не выйдешь
за эти двери,
Напополам порву.
Я просто
скачу и верю,
Терплю и
жую траву.»
АВГУСТ
То ли травы горят,
То ли поезд ограблен кофейный.
Ждут индийскую визу в лугах журавли-дембеля.
Я на август пришел,
как на фильм
пожелтевший трофейный,
Замечая,
что стала быстрее
вращаться Земля.
Лодки мокрыми
дятлами грустно
стучатся о сушу,
На Луне молодой
проступают следы старины.
Рыбу ловят на хлеб,
человека на деньги и душу.
Август - март наизнанку, хранитель скелета весны.
Журавли улетят, пелене исповедуясь колкой,
Растворятся мои трубачи в новгородской слюде,
И фату Богородицы в небе развесят над Волгой,
Чтобы рай отражался в ее бесконечной воде.
Каждый солнечный луч -
это острый осиновый прутик,
Пропускающий в кожу болот золотистую нить.
Из несчастной любви прорастает Есенин,
как лютик,
Чтоб убийственным
словом Россию у церкви
споить.
А она то и рада запутаться в мокром и горьком,
Исцарапать кустами
крыжовника белый живот,
Ярославной рыдать в след Ваняткам своим и Егоркам,
Уходящим на новые
войны из старых ворот.
Что ж теперь остаётся?
Явиться всем миром
на сборы,
Колокольным рыданием сбросить с воды лебедей,
Перелюбленной Русью
идти в синяках вдоль заборов,
Превращаясь из тел с телефонами
в русских людей.
Только так.
Видишь,
ночь
разбросала
по небу браслеты
И настырной цыганкой пророчит
дорогу в судьбе?
Я бегу и кричу:
«Не умри, человек,
до рассвета!»
Ведь когда доживешь,
там и смерть
проиграет тебе.
14.8.24
То ли травы горят,
То ли поезд ограблен кофейный.
Ждут индийскую визу в лугах журавли-дембеля.
Я на август пришел,
как на фильм
пожелтевший трофейный,
Замечая,
что стала быстрее
вращаться Земля.
Лодки мокрыми
дятлами грустно
стучатся о сушу,
На Луне молодой
проступают следы старины.
Рыбу ловят на хлеб,
человека на деньги и душу.
Август - март наизнанку, хранитель скелета весны.
Журавли улетят, пелене исповедуясь колкой,
Растворятся мои трубачи в новгородской слюде,
И фату Богородицы в небе развесят над Волгой,
Чтобы рай отражался в ее бесконечной воде.
Каждый солнечный луч -
это острый осиновый прутик,
Пропускающий в кожу болот золотистую нить.
Из несчастной любви прорастает Есенин,
как лютик,
Чтоб убийственным
словом Россию у церкви
споить.
А она то и рада запутаться в мокром и горьком,
Исцарапать кустами
крыжовника белый живот,
Ярославной рыдать в след Ваняткам своим и Егоркам,
Уходящим на новые
войны из старых ворот.
Что ж теперь остаётся?
Явиться всем миром
на сборы,
Колокольным рыданием сбросить с воды лебедей,
Перелюбленной Русью
идти в синяках вдоль заборов,
Превращаясь из тел с телефонами
в русских людей.
Только так.
Видишь,
ночь
разбросала
по небу браслеты
И настырной цыганкой пророчит
дорогу в судьбе?
Я бегу и кричу:
«Не умри, человек,
до рассвета!»
Ведь когда доживешь,
там и смерть
проиграет тебе.
14.8.24