Гегемония и дроны: демонический аспект военного господства Запада
24 февраля и 21 сентября 2022 года стали переломными датами как для нашей страны, так и для всего мира. Мы вступаем в новую эпоху жесточайших сражений, где роботы бьются бок о бок с людьми, а люди – русские люди – должны стать безжалостнее машин, чтоб победить свирепого врага – хладнокровных убийц без рода и веры, слетевшихся со всего света на запах невинно пролитой крови.
Однако одной безжалостности к врагу недостаточно для победы. Нам крайне важно узнать своего врага. Против кого именно мы воюем прямо сейчас? Какое оружие мы можем перенять у них – чтобы обратить против них же?
Начнём с первого вопроса. Теория правого грамшизма предполагает, что теперешний противник традиционного миропорядка – глобальный Запад – обрёл Гегемонию над миром посредством культурной борьбы. И поэтому именно на создании нового культурного консенсуса – противоположного (нео)либеральным и неоконсервативным установкам на диктат «прав человека» и геополитическую доминацию США – концентрируются Новые Правые, «стремясь охватить все аспекты социальной жизни: области низшего образования, медиа и даже современные народные мифы» (Томислав Сунич). Это в свою очередь означает, что борьба за души людей должна предшествовать борьбе политической: первая становится фундаментом для второй.
Однако по мере того как культурная контрреволюция Новых Правых приносит свои первые плоды, противодействие со стороны слуг Гегемонии приобретает в большей степени милитаристский характер: они уже не только влезают в людские головы, но всё чаще рубят их. Эту эскалацию борьбы имеет в виду левый интеллектуал Леон Скерритт, когда в своей концепции «четырёх волн гегемонии» отдельно выделяет «военный империализм», ибо только внимание к особой «военной мощи и проекции силы» Америки позволит осознать то, «что США совершили за последнее столетие».
С другой стороны, Ален де Бенуа – один из основателей движения Nouvelle Droite – также обращает внимание на то, что, начиная с президентства Буша-младшего, армия США становится «основным средством оказания влияния и утверждения гегемонии. <…>
Параллельно американские военные силы становятся вездесущими, то есть они получают возможность в любой момент развёртываться в любом месте, что объясняется глобализацией целей и интересов, которая требует способности проецировать свои силы в любую точку земного шара…».
Как усиление военного натиска сказалось на стратегии Гегемонии? Значит ли это, что культура больше не является полем её действия?
Нет, ибо тогда она перестала бы быть Гегемонией в грамшистском смысле, то есть «силой, которая сочетает историю, идею, цивилизацию, культуру, военный, социально-экономический, промышленный потенциал» (А.Г.Дугин). Она не может не коррумпировать сознание человека, а военный империализм оказывается неразрывно связанным с колонизацией умов.
Удивительно, но американские вояки, обычно дальше всего отстоящие от каких бы то ни было трансцендентных принципов (чего ожидать от существ, которые убивают людей за нефть и макдоналдс?) выражаются почти как мистики XVI века, когда речь заходит об их излюбленном оружии убийства – о боевом дроне.
Дрон, или БПЛА, произвёл настоящую «революцию взгляда» в том, что касается вопросов наблюдения и уничтожения врага. И звёздно-полосатые солдаты и генералы с одинаковым трепетом в голосе говорят о «всевидящем оке», с помощью которого они могут найти (и убить) кого угодно и где угодно, сами оставаясь невредимыми за многие тысячи миль от места своего преступления. Дрон предстаёт «своеобразным воплощением фантазии о божественном оке» – говорит французский философ-постмодернист Грегуар Шамаю в своей книге «Теория дрона».
Но что позволяет этой машине претендовать на роль бога войны западного мира? Что делает из этого deus mortalis идеальное воплощение Гегемонии? И, главное, как мы, будучи на стороне Труда и Традиции, то есть на стороне Контргегемонии, можем приручить этого демона, не потеряв при этом самих себя? Ответы на эти вопросы будут даны в следующих статьях.
#ЕСМ #ЕСМнение #Контргегемония
24 февраля и 21 сентября 2022 года стали переломными датами как для нашей страны, так и для всего мира. Мы вступаем в новую эпоху жесточайших сражений, где роботы бьются бок о бок с людьми, а люди – русские люди – должны стать безжалостнее машин, чтоб победить свирепого врага – хладнокровных убийц без рода и веры, слетевшихся со всего света на запах невинно пролитой крови.
Однако одной безжалостности к врагу недостаточно для победы. Нам крайне важно узнать своего врага. Против кого именно мы воюем прямо сейчас? Какое оружие мы можем перенять у них – чтобы обратить против них же?
Начнём с первого вопроса. Теория правого грамшизма предполагает, что теперешний противник традиционного миропорядка – глобальный Запад – обрёл Гегемонию над миром посредством культурной борьбы. И поэтому именно на создании нового культурного консенсуса – противоположного (нео)либеральным и неоконсервативным установкам на диктат «прав человека» и геополитическую доминацию США – концентрируются Новые Правые, «стремясь охватить все аспекты социальной жизни: области низшего образования, медиа и даже современные народные мифы» (Томислав Сунич). Это в свою очередь означает, что борьба за души людей должна предшествовать борьбе политической: первая становится фундаментом для второй.
Однако по мере того как культурная контрреволюция Новых Правых приносит свои первые плоды, противодействие со стороны слуг Гегемонии приобретает в большей степени милитаристский характер: они уже не только влезают в людские головы, но всё чаще рубят их. Эту эскалацию борьбы имеет в виду левый интеллектуал Леон Скерритт, когда в своей концепции «четырёх волн гегемонии» отдельно выделяет «военный империализм», ибо только внимание к особой «военной мощи и проекции силы» Америки позволит осознать то, «что США совершили за последнее столетие».
С другой стороны, Ален де Бенуа – один из основателей движения Nouvelle Droite – также обращает внимание на то, что, начиная с президентства Буша-младшего, армия США становится «основным средством оказания влияния и утверждения гегемонии. <…>
Параллельно американские военные силы становятся вездесущими, то есть они получают возможность в любой момент развёртываться в любом месте, что объясняется глобализацией целей и интересов, которая требует способности проецировать свои силы в любую точку земного шара…».
Как усиление военного натиска сказалось на стратегии Гегемонии? Значит ли это, что культура больше не является полем её действия?
Нет, ибо тогда она перестала бы быть Гегемонией в грамшистском смысле, то есть «силой, которая сочетает историю, идею, цивилизацию, культуру, военный, социально-экономический, промышленный потенциал» (А.Г.Дугин). Она не может не коррумпировать сознание человека, а военный империализм оказывается неразрывно связанным с колонизацией умов.
Удивительно, но американские вояки, обычно дальше всего отстоящие от каких бы то ни было трансцендентных принципов (чего ожидать от существ, которые убивают людей за нефть и макдоналдс?) выражаются почти как мистики XVI века, когда речь заходит об их излюбленном оружии убийства – о боевом дроне.
Дрон, или БПЛА, произвёл настоящую «революцию взгляда» в том, что касается вопросов наблюдения и уничтожения врага. И звёздно-полосатые солдаты и генералы с одинаковым трепетом в голосе говорят о «всевидящем оке», с помощью которого они могут найти (и убить) кого угодно и где угодно, сами оставаясь невредимыми за многие тысячи миль от места своего преступления. Дрон предстаёт «своеобразным воплощением фантазии о божественном оке» – говорит французский философ-постмодернист Грегуар Шамаю в своей книге «Теория дрона».
Но что позволяет этой машине претендовать на роль бога войны западного мира? Что делает из этого deus mortalis идеальное воплощение Гегемонии? И, главное, как мы, будучи на стороне Труда и Традиции, то есть на стороне Контргегемонии, можем приручить этого демона, не потеряв при этом самих себя? Ответы на эти вопросы будут даны в следующих статьях.
#ЕСМ #ЕСМнение #Контргегемония