Forwarded from ЧАДАЕВ
Про «кто виноват».
Я стараюсь дистанцироваться от всех подобных кампаний — в первую очередь потому, что не связан ни с одной из «башен» и «подбашенок», а во-вторую потому, что считаю это занятием довольно бесполезным. Каждая из башен ревниво охраняет свой ведомственный суверенитет, и любые упрёки в свой адрес воспринимает как атаку на него в первую очередь, а не как попытку бескорыстно помочь некоему общему делу. Ну и реагирует соответственно, уходя в глухую аппаратную оборону — в отличие от населённых пунктов, эту-то территорию они всегда умели оборонять неплохо.
Но я вновь повторю то, что сказал разным своим знакомым из числа «вхожих» и «допущенных» ещё в начале марта: либо у нас будет меняться под требования ситуации система управления и кадрового отбора, либо надо готовиться к тому, что нас скоро будут бить со всем возможным позором. Причём летом я даже усилил тезис — что, похоже, для многих ЛПР именно такое изменение будет поражением куда худшим, чем любое поражение на фронтах. И это вовсе не про зону комфорта. Как только ты теряешь монополию на кадровый трек, пусть даже в границах своего ведомства, ты в перспективе теряешь не только позицию, но, возможно, и имущество, и свободу — короче, вообще всё. И отсюда вывод, что единственный путь аппаратного выживания для них — это проиграть войну, но сохранить существующий алгоритм управления.
Поэтому сейчас я вполне спокойно смотрю на все «передислокации» и «занятия более выгодных позиций» — «погоды стоят предсказанные». И, при всём трагизме происходящего, не вижу, почему это отдаляет победу. На мой вкус, скорее приближает. Потому что победить так, чтобы при этом всё осталось как есть, мы всё равно не могли никаким образом. Чтобы победить, нужно измениться. Чтобы проиграть, нужно оставить всё как было. Это очень просто. Вопрос только в том, чего больше захочется — теперь уже не каким-то там отдельным ЛПР-ам, а, если угодно, нашему социальному целому.
Главная ошибка всех акторов — относиться к т.н. «власти» как к действующему субъекту. Она — не субъект. Она — ландшафт. Который может быть смертельно опасен, как любой сложный ландшафт, но у которого нет и никогда не было никакой собственной воли — есть только результирующий вектор множества воль тех, у кого осталась хоть какая-то своя.
Я стараюсь дистанцироваться от всех подобных кампаний — в первую очередь потому, что не связан ни с одной из «башен» и «подбашенок», а во-вторую потому, что считаю это занятием довольно бесполезным. Каждая из башен ревниво охраняет свой ведомственный суверенитет, и любые упрёки в свой адрес воспринимает как атаку на него в первую очередь, а не как попытку бескорыстно помочь некоему общему делу. Ну и реагирует соответственно, уходя в глухую аппаратную оборону — в отличие от населённых пунктов, эту-то территорию они всегда умели оборонять неплохо.
Но я вновь повторю то, что сказал разным своим знакомым из числа «вхожих» и «допущенных» ещё в начале марта: либо у нас будет меняться под требования ситуации система управления и кадрового отбора, либо надо готовиться к тому, что нас скоро будут бить со всем возможным позором. Причём летом я даже усилил тезис — что, похоже, для многих ЛПР именно такое изменение будет поражением куда худшим, чем любое поражение на фронтах. И это вовсе не про зону комфорта. Как только ты теряешь монополию на кадровый трек, пусть даже в границах своего ведомства, ты в перспективе теряешь не только позицию, но, возможно, и имущество, и свободу — короче, вообще всё. И отсюда вывод, что единственный путь аппаратного выживания для них — это проиграть войну, но сохранить существующий алгоритм управления.
Поэтому сейчас я вполне спокойно смотрю на все «передислокации» и «занятия более выгодных позиций» — «погоды стоят предсказанные». И, при всём трагизме происходящего, не вижу, почему это отдаляет победу. На мой вкус, скорее приближает. Потому что победить так, чтобы при этом всё осталось как есть, мы всё равно не могли никаким образом. Чтобы победить, нужно измениться. Чтобы проиграть, нужно оставить всё как было. Это очень просто. Вопрос только в том, чего больше захочется — теперь уже не каким-то там отдельным ЛПР-ам, а, если угодно, нашему социальному целому.
Главная ошибка всех акторов — относиться к т.н. «власти» как к действующему субъекту. Она — не субъект. Она — ландшафт. Который может быть смертельно опасен, как любой сложный ландшафт, но у которого нет и никогда не было никакой собственной воли — есть только результирующий вектор множества воль тех, у кого осталась хоть какая-то своя.