Толково:
"Одна из фишек, которые на мой взгляд отличают действительную архаику, выжившую, от новых систем, созданных на как-то понятых архаических основах - это ЛОКАЛЬНОСТЬ. Даже скорее "локусность", простите уж за неуклюжий неологизм.
Вот я говорю с бурятским шаманом, интервьюирую его, и в том числе спрашиваю: а взялся ли бы он учить своему ремеслу кого-то из Москвы? Хм, отвечает, да, конечно, почему нет, ноооо... если этот москвич приедет и поселится в Улан-Удэ. Потому как на расстоянии такие штуки не объяснишь, и дело не только в личном наставничестве; дело ещё и в том, что он, старый, опытный улан-удинский шаманище, тем не менее никакого представления не имеет о том, какие там в этой вашей Москве духи-то водятся. Какие-то водятся наверняка; но работе с ними должен учить московский же шаман, буде такой найдётся. Иначе никак.
И это попадается мне снова и снова. Архаик не связывается с "духом Леса". Он связывается с духом ВОТ ЭТОГО леса, смотри, вон, за околицей ёлки торчат. Он не связывается с "богом Природы"; он связывается с конкретным богом вот этой части природы, хозяином вот этих территорий, пусть и обширных, может быть; но всё равно у финских болот, греческих рощ и монгольских степей - разные боги.
Нет, может быть, и есть где-то что-то настолько большое, что охватывает собой, скажем, "природу как таковую", глобальная сущность; вот только она, you know, ГЛОБАЛЬНА и потому на молитвы чего-то с её точки зрения одноклеточного ответит ну очень вряд ли. Скорее, ну, как-то услышать её колоссальные движения можно и подладиться где-то под них (как в тенгрианстве можно уловить течение воли Великого Синего Неба) - но не более того.
И оттого в настоящей архаике и происходит такое пристальное, острое внимание и уважение к конкретным местам - городам, биотопам, урочищам; оттого почти все архаические мифы тоже повествуют не столько про "вообще", сколько про "вот как были основаны Афины, вот ЭТИ Афины, видишь, Акрополь на холме". Отсюда и "любовь к отеческим гробам" - "застолблённое", "осмысленное почитанием" место наделяется неизбежно действительной и особенной личностно окрашенной силой.
Локальность даёт постижимость. Сущности, с которыми ты взаимодействуешь, ты можешь окинуть взглядом и понять. Отсюда и особая интимность и доверенность вашей связи - это не что-то внешнее и невероятно огромное, это нечто близкое и имеющее осознаваемые границы; оттого и можно заключать заветы, представляя возможности их исполнения и условия их действия с обеих сторон. А ещё - именно поэтому локальным силам НУЖНЫ люди, востребованы, они нуждаются в их помощи и поддержке, именно потому, что локальны и тем самым до какой-то степени уязвимы, и уж точно не всемогущи.
Но очарование поклонения огромному, непостижимому, всеобъемлющему божеству очень уж сильно заложено в нашу культуру авраамическими религиями. И это накладывает определённый меметический отпечаток - в том числе и на определённые толки "неоязычества". Но это, наверное, отдельная большая история."
Barunzir Daurug
"Одна из фишек, которые на мой взгляд отличают действительную архаику, выжившую, от новых систем, созданных на как-то понятых архаических основах - это ЛОКАЛЬНОСТЬ. Даже скорее "локусность", простите уж за неуклюжий неологизм.
Вот я говорю с бурятским шаманом, интервьюирую его, и в том числе спрашиваю: а взялся ли бы он учить своему ремеслу кого-то из Москвы? Хм, отвечает, да, конечно, почему нет, ноооо... если этот москвич приедет и поселится в Улан-Удэ. Потому как на расстоянии такие штуки не объяснишь, и дело не только в личном наставничестве; дело ещё и в том, что он, старый, опытный улан-удинский шаманище, тем не менее никакого представления не имеет о том, какие там в этой вашей Москве духи-то водятся. Какие-то водятся наверняка; но работе с ними должен учить московский же шаман, буде такой найдётся. Иначе никак.
И это попадается мне снова и снова. Архаик не связывается с "духом Леса". Он связывается с духом ВОТ ЭТОГО леса, смотри, вон, за околицей ёлки торчат. Он не связывается с "богом Природы"; он связывается с конкретным богом вот этой части природы, хозяином вот этих территорий, пусть и обширных, может быть; но всё равно у финских болот, греческих рощ и монгольских степей - разные боги.
Нет, может быть, и есть где-то что-то настолько большое, что охватывает собой, скажем, "природу как таковую", глобальная сущность; вот только она, you know, ГЛОБАЛЬНА и потому на молитвы чего-то с её точки зрения одноклеточного ответит ну очень вряд ли. Скорее, ну, как-то услышать её колоссальные движения можно и подладиться где-то под них (как в тенгрианстве можно уловить течение воли Великого Синего Неба) - но не более того.
И оттого в настоящей архаике и происходит такое пристальное, острое внимание и уважение к конкретным местам - городам, биотопам, урочищам; оттого почти все архаические мифы тоже повествуют не столько про "вообще", сколько про "вот как были основаны Афины, вот ЭТИ Афины, видишь, Акрополь на холме". Отсюда и "любовь к отеческим гробам" - "застолблённое", "осмысленное почитанием" место наделяется неизбежно действительной и особенной личностно окрашенной силой.
Локальность даёт постижимость. Сущности, с которыми ты взаимодействуешь, ты можешь окинуть взглядом и понять. Отсюда и особая интимность и доверенность вашей связи - это не что-то внешнее и невероятно огромное, это нечто близкое и имеющее осознаваемые границы; оттого и можно заключать заветы, представляя возможности их исполнения и условия их действия с обеих сторон. А ещё - именно поэтому локальным силам НУЖНЫ люди, востребованы, они нуждаются в их помощи и поддержке, именно потому, что локальны и тем самым до какой-то степени уязвимы, и уж точно не всемогущи.
Но очарование поклонения огромному, непостижимому, всеобъемлющему божеству очень уж сильно заложено в нашу культуру авраамическими религиями. И это накладывает определённый меметический отпечаток - в том числе и на определённые толки "неоязычества". Но это, наверное, отдельная большая история."
Barunzir Daurug