Наша страна в двадцать первом веке имеет дело с нерешаемыми проблемами, которые легко решаются, но при этом все равно нерешаемы.
Да, именно так.
Как это бывало и раньше.
Российская империя в начале двадцатого века имела дело с нерешаемой проблемой рождения массового городского общества.
Нужно было в ураганных масштабах заниматься пропагандой, нужно было создавать огромный институт охраны всего от всех (то есть не "лейб-гвардии гусарский полк", а - вохровцы-менты-следователи-конвоиры), нужно было строить свою "партию имени царя", которая подменяла бы собой выборное самоуправление, митинговала и организовывала толпу в нужную сторону, нужно было умасливать чем-то пришедшие в историческое движение низы.
Все это было не так уж сложно, но, увы, только с другими людьми. С теми, кто понимал, что новым индустриальным миром нужно жестко руководить, одновременно говоря с ним на каком-то другом языке, а не рассчитывать на то, что все как-нибудь само, с Божьей помощью.
С Лениным и Троцким, а не князем Голицыным и бароном Фредериксом.
Советский Союз в конце двадцатого века имел дело с нерешаемой проблемой рождения общества потребления.
Нужно было в ураганных масштабах производить тряпки и шмотки, тачки, закуски и путевки на тропические острова. Нужно было развлекать и отвлекать людей, кормить и поить их, манипулировать их простыми страстями, разрешать им покупать, торговать и заниматься комической мещанской суетой - не теряя, однако, общего политического и силового контроля (как то и осуществили китайцы). Им нужно было устроить телевизор и колбасу, ярмарку и балаган.
И все для этого было, кроме одного: психологических возможностей тех, кто командовал. И кто по-прежнему считал, что в мире казарм и сталеваров какие-то супермаркеты и шоу - это буржуазная чепуха. И, значит, потребовались другие люди.
Чубайсы, Павловские и Малашенки, а не Черненки и Кириленки, и не Рыжковы и Павловы.
И вот, мы снова на том же месте. С нерешаемой проблемой рождения общества постмодерна.
Общества, где должна быть обеспечена иллюзия всеобщего присутствия и участия, где власть должна быть фрагментирована, рассеяна, что, однако, не должно мешать ее цельности. Общества, где каждый - сам себе активист, журналист, военкор, королева красоты, эксперт по всем вопросам, террорист, иноагент, источник национального суверенитета и эксплуататор. Общества, состоящего из хаотично плывущих облаков, которые, тем не менее, должны в удивительном единстве плыть в одну сторону, подгоняемые невидимым ветром.
Красиво, но туманно звучит, не правда ли? Это потому что современность еще не сформировалась до конца, мы видим только какие-то куски и края следующей жизни, куда надо найти дорогу, и желательно - найти не так, как это было в 1910-е и 1980-е.
Это решаемо.
Но все равно нерешаемо - пока кто-нибудь неизвестный и страшный вдруг не придет и не решит.
Да, именно так.
Как это бывало и раньше.
Российская империя в начале двадцатого века имела дело с нерешаемой проблемой рождения массового городского общества.
Нужно было в ураганных масштабах заниматься пропагандой, нужно было создавать огромный институт охраны всего от всех (то есть не "лейб-гвардии гусарский полк", а - вохровцы-менты-следователи-конвоиры), нужно было строить свою "партию имени царя", которая подменяла бы собой выборное самоуправление, митинговала и организовывала толпу в нужную сторону, нужно было умасливать чем-то пришедшие в историческое движение низы.
Все это было не так уж сложно, но, увы, только с другими людьми. С теми, кто понимал, что новым индустриальным миром нужно жестко руководить, одновременно говоря с ним на каком-то другом языке, а не рассчитывать на то, что все как-нибудь само, с Божьей помощью.
С Лениным и Троцким, а не князем Голицыным и бароном Фредериксом.
Советский Союз в конце двадцатого века имел дело с нерешаемой проблемой рождения общества потребления.
Нужно было в ураганных масштабах производить тряпки и шмотки, тачки, закуски и путевки на тропические острова. Нужно было развлекать и отвлекать людей, кормить и поить их, манипулировать их простыми страстями, разрешать им покупать, торговать и заниматься комической мещанской суетой - не теряя, однако, общего политического и силового контроля (как то и осуществили китайцы). Им нужно было устроить телевизор и колбасу, ярмарку и балаган.
И все для этого было, кроме одного: психологических возможностей тех, кто командовал. И кто по-прежнему считал, что в мире казарм и сталеваров какие-то супермаркеты и шоу - это буржуазная чепуха. И, значит, потребовались другие люди.
Чубайсы, Павловские и Малашенки, а не Черненки и Кириленки, и не Рыжковы и Павловы.
И вот, мы снова на том же месте. С нерешаемой проблемой рождения общества постмодерна.
Общества, где должна быть обеспечена иллюзия всеобщего присутствия и участия, где власть должна быть фрагментирована, рассеяна, что, однако, не должно мешать ее цельности. Общества, где каждый - сам себе активист, журналист, военкор, королева красоты, эксперт по всем вопросам, террорист, иноагент, источник национального суверенитета и эксплуататор. Общества, состоящего из хаотично плывущих облаков, которые, тем не менее, должны в удивительном единстве плыть в одну сторону, подгоняемые невидимым ветром.
Красиво, но туманно звучит, не правда ли? Это потому что современность еще не сформировалась до конца, мы видим только какие-то куски и края следующей жизни, куда надо найти дорогу, и желательно - найти не так, как это было в 1910-е и 1980-е.
Это решаемо.
Но все равно нерешаемо - пока кто-нибудь неизвестный и страшный вдруг не придет и не решит.