В конце 1938 года Сталин повторил тот же номер, что и в период коллективизации, свалив всю вину за Большой террор на исполнителей на местах.
После ареста Ежова оказалось, что вся работа НКВД за последние полтора года была «самодеятельностью излишне ретивых исполнителей», а не внутренней политикой вождя и партии.
Началась чистка в рядах НКВД.

Арестованные «ежовские» сотрудники в 1939 году на допросах оправдывались в том числе и перед самими собой.
Из показаний челябинского сотрудника НКВД:

Проводимая преступная работа проходила безнаказанно для нас и больше того, находило одобрение и поощрение со стороны Наркомата. А это в свою очередь еще больше кружило мне голову и толкало вперед по преступному пути.

Были моменты, когда во мне просыпались чувства совести, стыда и раскаяния. Являлось желание рассказать об этом откровенно и прекратить творимые преступления, но боязнь ответственности останавливала и я опять уходил в себя - машина продолжала работать по прежнему.

По вопросу незаконных массовых арестов и следственной практики я несколько раз беседовал с моим заместителем Луговцевым. Мы оба ясно видели, что преступлений в процессе массовых арестов сделано весьма много, что в протокольных записях имеется вопиющая липа. Мы оба мучились за эти преступления и пытались хотя бы немного ликвидировать эти допущенные преступления. Мы делали усилия разобраться в этих преступлениях, но, видя, что мы увязли по уши во всей этой грязи, сделать что-либо были не в силах.